Глава сорок четвертая

Когда мне было двадцать, я женился на женщине по имени Джина Динджи и думал, что это теперь моя жизнь. Навсегда. Через год у нас родилась дочка, и я думал, что это теперь моя жизнь. Навсегда. Потом Джипы и Катрин не стало. А я сбежал и стал Карлом Стрейтором. Я стал журналистом. И это была моя жизнь на протяжении двадцати лет.

А потом... вы уже знаете, что случилось потом.

Я не знаю, сколько времени я держал в объятиях Элен Гувер Бойль. А потом это была уже не она, а просто мертвое тело. Кровь у нее давно уже не текла. Но зато осколки Патрика у нее в руках оттаяли и начали кровоточить.

Потом снаружи раздались шаги, и дверь в палате №131 открылась.

Я так и сижу на полу, обнимая мертвых Элен и Патрика, и дверь открывается, и в палату заходит седой коп-ирландец.

Сержант.

И я говорю: пожалуйста. Пожалуйста, посадите меня в тюрьму. Я признаю свою вину. Во всем признаюсь, во всем. Я убил жену. Я убил своего ребенка. Я — Вальтруда Вагнер, Ангел смерти. Убейте меня, чтобы мы с Элен опять были вместе.

И Сержант говорит:

— Надо скорей убираться отсюда. — Он проходит через палату к стальному ящику. Достает из кармана блокнот, что-то пишет, вырывает листок и протягивает его мне.

Его морщинистая рука вся в родинках. Волосы на руке тоже седые. Ногти — желтые и заскорузлые.

“Простите меня, но я не могу больше жить, — написано на листке. — Я иду к сыну. Теперь мы вместе”.

Это почерк Элен. Тот же почерк, что и в ее ежедневнике, в гримуаре.

Подписано: “Элен Гувер Бойль”, ее почерком.

Я смотрю на мертвое тело у меня в руках, все в крови и зеленой блевотине от жидкости для прочистки труб, потом смотрю на Сержанта, который стоит надо мной, и говорю: Элен?

— Во плоти, — говорит Сержант, говорит Элен. — Ну, не в своей плоти, а так — да, конечно, — говорит он и смотрит на тело Элен у меня в руках. Потом опускает глаза на свои старческие руки и говорит: — Ненавижу готовое платье, но на безрыбие и рак рыба.

Вот так и вышло, что мы снова в дороге.

Иногда я опасаюсь, что Сержант — это на самом деле Устрица, который прикидывается Элен, занявшей тело Сержанта. Когда мы с ней спим — кто бы это ни был, — я делаю вид, что это Мона. Или Джина. Так что в итоге все уравновешивается.

По словам Моны Саббат, люди, которые увлекаются выпивкой или обжорством, люди, подсевшие на наркотики и зацикленные на сексе, — на самом деле ими управляют духи тех, кто при жизни любил всякие непомерные удовольствия и не может остановиться даже теперь, после смерти. Пьяницы и клептоманы — все они одержимы бесами, злыми духами.

Мы все — медиумы от культуры. Мы все — чьи-то призраки.

Есть люди, которые все еще верят, что они управляют своими жизнями.

Мы все одержимы.

У каждого в жизни есть кто-то, кто никогда тебя не отпустит, и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.

Нечто чужое всегда живет, воплощаясь в нас — живет через нас. Вся наша жизнь — это ворота, через которые нечто приходит в мир.

Злой дух. Теория. Маркетинговая кампания. Политическая стратегия. Религиозная доктрина.

Сержант увозит меня из Медицинского центра на патрульной машине. Он говорит:

— У них есть заклинание временного захвата чужого тела и заклинание, чтобы летать. — Он перечисляет, загибая пальцы. — У них есть заклинание воскрешения, но оно действует только на животных. И не спрашивай почему, — говорит он. Она говорит: — У них есть заклинание, чтобы вызвать дождь, и заклинание на ясную погоду... заклинание плодородия, чтобы растения росли быстрее... заклинание, чтобы понимать язык животных...

Не глядя на меня, глядя на свои руки на руле, Сержант говорит:

— У них нет приворотного заклинания.

То есть я действительно люблю Элен. По-настоящему. Женщину в теле мужчины. У нас больше нет жаркого секса, но, как сказал бы Нэш, чем подобные отношения отличаются от отношений любовников, которые прожили вместе достаточно долго?

У Моны с Устрицей есть гримуар, но у них нету баюльной песни. Баюльная песня была на странице, которую Мона вручила мне перед тем, как уехать, — на странице, где было записано мое имя. Внизу страницы. Там же, внизу страницы, написано кое-что еще. “Я тоже хочу спасти мир — но не так, как предлагает Устрица”. Подписано: Мона.

— У них нету баюльной песни, — говорит Сержант, говорит Элен. — Но у них есть защитное запинание.

Защитное заклинание?

Которое защищает их от баюльной песни, говорит Сержант.

— Но все не так плохо, — говорит он. — У меня есть полицейский значок, пистолет и пенис.

Найти Устрицу с Моной несложно — надо искать чудеса. Фантастические заголовки в газетах. Заметки о сверхъестественном. В июле на озере Мичиган видели, как молодая пара перешла озеро по воде. Девушка приказала траве вырасти из-под снега, чтобы спасти бизонов, умиравших от голода в Канаде. Молодой человек разговаривает с потерявшимися собаками в приюте для животных и помогает им разыскать хозяев.

Надо искать колдовство. Надо искать святых.

Летучая Дева. Иисус Задавленных Зверюшек. Плющевый ад, зеленая угроза. Говорящая корова.

Погоня за чудесами — задним числом. Охота на ведьм. Это не то, что советуют психотерапевты. Но оно помогает.

Мона и Устрица. Очень скоро весь мир будет принадлежать им двоим. Произошло перераспределение власти. Мы с Элен будем вечно в дороге — в погоне. Представь себе, что Иисус гоняется за тобой, пытаясь поймать тебя и спасти твою душу. Что он не просто пассивный и терпеливый Бог, а въедливая и агрессивная ищейка.

Сержант со щелчком расстегивает кобуру, так же как Элен когда-то открывала сумочку, и достает пистолет.

Он говорит, Элен говорит, кто бы то ни был, он говорит:

— Как ты насчет того, чтобы прикончить их по старинке?

Теперь это моя жизнь .